Сандалики

**Koshka** · 26.06.2009 17:48

Просто понравилось произведение...
Когда люди ругаются, они не задумываются, что будет дальше.
Одна уже не маленькая, но еще не взрослая девочка, подросток, точнее не сказать, очень хотела пойти на танцы /ну или на дискотеку, у кого что на уме/, и поэтому очень нагрубила своему милому дедушке, который очень волновался и не хотел отпускать любимую внучку так поздно на улицу. А когда она вышла на улицу, в квартире, где остался в одиночестве старик, случилось то, из-за чего она потом винила себя всю оставшуюся жизнь.
Не стало дедушки… Не выдержало сердце стариково.
Просто вспомнил то, как водил свою внучку в парк, как кормил ее вкусным мороженым, а оно капало на красивые зеленые лаковые сандалики. Малютка сначала радовалась мороженому, потом куксилась из-за запачканных любимых туфелек, привезенных дедом из Польши. Такие тогда достать было практически невозможно. Почти как звезду с неба.
Другой кадр - счастливая и немного испуганная первоклассница с большими белыми бантами на коротеньких светлых волосенках машет ладошкой дедушке, сидящему на лавочке. Впервые идет в школу и обещает хорошо учиться. Дедушка щурится на солнце и лукавыми морщинками возле глаз улыбается любимой Валюшке. В ответ рукой машет, а сам понимает, что дети пока маленькие, всегда стараются. А как подрастут, так ленивые станут. Ленивые и не послушные, но такие же любимые. А, может, и еще любимее.
А она ушла. Нагрубила, хлопнула дверью и ушла. А сердце стариково не крепче штукатурки, что в тот момент от удара двери о стену с потолка повалилась. Не выдержало оно.
Сидит Валюшка на табурете. Хотя нет... теперь уже не так по-детски, теперь уже не Валюшка. Теперь Валентина Дорина. Еще не взрослая, но уже не ребенок. Но теперь уже точно не Валюшка. Сидит на табурете скрипящем, с ножкой треснутой. Потому что на всех трех хороших табуретах гроб стоит.
Сидит девушка у гроба, у плохо сделанного, дешевого и обитого на скорую руку тканью красной. Заплаканная, всю ночь сидит уже. Как-то странно, совершенно не идет ей быть такой. С красными глазами, дрожащим перекошенным ртом и выбившейся из-под траурного платка прядью волос.
Не важно, каков гроб. Ей важнее сейчас тот, кто внутри красной обивки, на скоро прибитой мелкими гвоздями. Важнее запомнить последние черты лица можно сказать, самого дорогого человека. Того, кто всю жизнь рядом был.
«А тогда, когда сандалики пачкала, я хныкала не поэтому вовсе, - вспоминала, глядя затуманенными глазами на руки деда, его внучка - а потому что знала, что дедушка пожалеет меня, купит еще билет на карусель и осторожно протрет туфельки своим красивым, с вышитыми инициалами, платочком».
Ей нравились карусели. Когда на них катаешься, то волосы красиво развеваются, ветер, будто озорной ладошкой, прикрывает глаза и изнутри, поднимающийся из живота, наружу вылетает смех. Скорее не вылетает, а выкатывается. Или выпрыгивает. Смех задорный и звонкий, похожий на мыльные пузыри.
И платочек дедов ей нравился. Золотистые буквы на большом квадрате ткани вышила бабушка, еще при жизни. Валюшка часто потихоньку вытаскивала его из кармана дедушкиных брюк и долго водила пальчиком по гладким и красивым, с черточками и завитушками «П.В.».
Ей важнее сейчас тот, кого она провожает в последний путь.

Раньше надо было думать... Когда люди ругаются, из их глаз вылетают молнии, а изо рта слова, о которых они потом обычно очень жалеют.